Поиск по творчеству и критике
Cлово "SLAVE"
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 128кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: лето? Как собаки? Живы ли? Не обижает ли их дворник? Если живы — помни: обсыпать их арагацем от блох, почаще чесать, купать еще рано, но можно изредка мыть слабым раствором креолина, к пище прибавлять серного цвета, держать в прохладе, водить гулять побольше, когда не жарко. Как их зовут? Я теперь за границей, — которая — гадость. Никогда больше не поеду. Дорого, скучно, жарко и все… Напиши мне по адресу: Nicce, France, Hotel Slave — мне. Твой всегда — А. Куприн». Свои впечатления об этой поездке за границу Куприн передал в «Лазурных берегах». * * * Лето 1913 года мы жили в Нейволе. В начале июня на наш хутор забрел человек неизвестной национальности с дрессированной обезьяной; говорил он на ломаном русском языке. После представления, во время которого обезьяна показывала разные фокусы, а дети визжали от удовольствия, бродячий иностранец сказал: — Если вам нравится моя обезьяна, то просите маму, чтобы она ее купила. Я продам. Это была обезьяна — павиан, самка. Звали ее Марья Ивановна. Мы держали ее в сарае на цепи Женщин она ненавидела, и если ей удавалось сорваться с цепочки, она тотчас бежала разыскивать меня или Лидочку. Мы ее боялись. Приближалась осень. Как быть с обезьяной? Держать ее в городской квартире совершенно...
Входимость: 1. Размер: 128кб.
Часть текста: когда на них глядишь, то скашиваются глаза и кружится голова. Профессор сам готовит для себя на спиртовке спартанские кушанья и кипятит чай, сам прибирает комнату, сам чистит платье и сапоги. Но человек не может жить без роскоши (кроме изуверов и идиотов), и в этом, по мнению профессора, одно из важных отличий его от всех животных, за исключением некоторых диких птиц, чудесно украшающих свои гнезда. На подоконнике, в больших деревянных ящиках, всегда растут редкие яркие цветы. Он за ними внимательно ухаживает. Иногда можно застать его в те минуты, когда он тонкой кисточкой, бережно, как художник-миниатюрист, переносит желтую цветочную пыльцу из чашечки одного цветка в чашечку другого. Вид у него при этом сосредоточенный, губы вытянуты в трубочку, глаза сощурены в щелочки под косматыми рыжими бровями. Он давно примелькался и хорошо известен в своем небольшом районе, ограниченном лавками: мясной, молочной, бакалейной, табачной, булочной и тем угловым бистро мадам Бюссак, куда он изредка заходит выпить у блестящего жестяного прилавка стаканчик вермута пополам с водой. Все еще издали узнают его длинную худую фигуру, его развевающуюся на ходу серую клетчатую размахайку, носившую когда-то, в древние времена, название не то макфарлана, не то пальмерстона, его рыбачью широкую шляпу, насунутую так низко на брови, что из ее спущенных вокруг полей торчат спереди лишь конец крупного мясистого носа и огненная с сединой борода утюгом. Прежде французские лавочники раздражались на профессора за его рассеянность, разводили руками, хлопали себя по бедрам, кричали свое нетерпеливое "alors!" [ Ну, что же! (фр.) ] и вообще пылили, но теперь попривыкли и благодушно поправляют его, когда он забудет взять сдачу, заберет чужой сверток вместо своего или собирается уходить, не заплативши, - с ним такие мелкие ошибки случаются десять раз на дню. Он приятен тем, что в его обращении с людьми много независимости, легкости и доброго...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: Герберт Уэллс. Пылкий Эррио. Правоверный де Монзи… Об акулах и шакалах не говорим. Но, признаюсь, удивил нас своим покровительственным уклоном в симпатии к большевизму замечательнейший из современных писателей Бернард Шоу. Ему ли, думалось, обладающему резким, скептическим умом, необыкновенной точностью и остротой мысли, ему ли, пронзительному и смелому насмешнику, — ему ли навязывать себе роль арбитра в той чертовской трагикомедии, которую до сих пор не понимают ни ее авторы, ни ее исполнители, ни миллионы статистов-жертв. И вот, наконец, всего лишь на днях, к нашей общей радости, Б. Шоу вдруг разрешился чудесной, меткой, глубоко исчерпывающей, изящной формулой, определяющей все бессилие и всю наивность московского большевизма. Да, он совершенно прав. Горсть русских молодчиков изучивших социализм, сидя вокруг печки, и думающих, что они могут командовать всем миром, действительно, детски наивны в понимании людей и дел. Правда и то, что большевики далеки от истинного понимания людей и дел. Правда и то, что большевики далеки от истинного социализма, и то, что они не имеют ничего общего с заграничным пролетариатом; а русского пролетариата нет и не было. Но самой глубокой правды Б. Шоу не знает и не может знать. Она заключается в том, что небольшая кучка убежденных большевиков давно уже ничего общего не имеет ни с русским крестьянством, ни с русскими рабочими (опасно быть пророком) — может быть даже, ни с русской армией. На самой тоненькой ниточке они висят в воздухе. Ниточка эта двойная: память о бессмысленно и беспощадно пролитом нами море невинной крови и угроза проливать ее без конца в будущем. Только и всего. Невозможно, немыслимо, чтобы эта чрезмерно напряженная нить не лопнула. И тут будет одно из двух: или Россия...