Советские анекдоты[1]
I. Перманганат, или отрадный случай совдепского правосудия
Перманганат есть химическое вещество, необходимое для выработки сахарина. Но в московской Чрезвычайке этой зимой было сделано важное открытие: вещество это не только контрреволюционно, но оно даже… Маннергейм!..
Небольшой завод сахарина в Петрограде, исчерпав свои запасы перманганата, прослышал о том, что в Москве это вещество еще можно кое-где достать, и командировал одного из своих инженеров в Москву похлопотать там в Совнархозе или ином учреждении.
Прибыв в Москву, инженер тотчас же приступил к поискам перманганата и с этой целью усердно пользовался телефоном.
— Не знаете ли вы, где у вас в Москве есть перманганат? — позвонил он своему знакомому из Совнархоза. — В Петрограде его нигде нет, и нам придется прекратить работу, если выяснится, что и здесь его нельзя найти.
Инженеру пообещали навести справки, но… в ту же ночь оба собеседника оказались на Лубянке, в московской Чрезвычайке (в Москве ее называют «Чересчуркой»).
Лишь через три месяца сурового заключения инженер был вызван к следователю и на допросе узнал, что обвиняется он в сношениях не только с белогвардейцами, но даже с самим генералом Маннергеймом, который, будто бы, зимою был проездом… в Москве!
Конечно, несчастный инженер ровно ничего не мог понять в этой следственной чепухе, пока ему не показали как неопровержимое доказательство его виновности запись его разговора со знакомым из Совнархоза. Всюду, где встречалось слово «перманганат», оно было заменено «Маннергеймом». Оказалось, что сыскному агенту при телефоне эти слова показались созвучными или, может быть, он название «перманганат» счел анаграммой фамилии.
Потребовалась экспертиза московских ученых-химиков, научно доказавших, что перманганат ничего не имеет общего со славным финляндским генералом; на эту волокиту ушла еще пропасть времени.
Когда через полгода инженера, наконец, выпустили из тюрьмы «за отсутствием улик», то оказалось, что петроградский завод, тщетно прождав своего инженера с перманганатом, давно закрылся. В семье инженера произошло несчастье: один из его сыновей за это время умер от голодного истощения… Но все хорошо, что хорошо кончается. Детей из Совдепии умирает так много, что решительно все равно, умер ли этот ребенок при отце или без отца. Сахарин для нежных организмов комиссарских детей был признан вредным, и для них выдавалась усиленная порция сахара. Остальные дети могут отлично обходиться как без сахара, так и без сахарина. Словом, все обошлось без ущерба для кого бы то ни было, а совдепское правосудие оказалось на похвальной высоте.
II. Попугай-монархист
Равенство — так равенство. Зачем судить за контрреволюцию только людей, когда в ней бывают повинны и… птицы. В средние века суду св. Инквизиции подлежали все млекопитающие и пернатые, в которых вселялся дьявол. Московская Чрезвычайка также не делает исключения для животных.
Этим летом из Петрограда в Москву переселилась целая семья на жительство. Дети ни за что не хотели расстаться с двумя любимыми попугаями, и, на свое несчастье, родители согласились взять в Москву и птиц.
«Боже, царя храни…» Агент московской «Чересчурки» ехал в том же вагоне… Ясно, что из этого произошло… Вся семья, с детьми и попугаями, была задержана в Москве на вокзале и оттуда препровождена на Лубянку.
Напрасно родители клятвенно заверяли, что попугаи куплены ими давным-давно в магазине уже говорящими и что никто из семьи контрреволюционным фразам их не учил. Ничто не помогло. Всех держали в тюрьме — и людей, и птиц.
Следствие велось медленно, а за попугаями в тюрьме уход был плохой, кроме того, их часто дразнили, а один из попугаев — самочка — через несколько месяцев сдох. Что же касается до главного виновника общего затмения, то он, затосковав после смерти подруги, сделался отчаянным саботажником и наотрез отказался отдачи «показаний». Как ни бились комиссары Чрезвычайной комиссии, стараясь возобновить в его памяти контрреволюционную фразу, он сидел, нахохлившись, и упорно молчал. Так, молча, он и сдох от своей великой тоски, саботируя советскую власть до самой смерти.
Лишившись единственных свидетелей, на которых основывалось обвинение, московская «Чересчурка», наконец, выпустила семью из тюрьмы.
Пусть не говорят после этого, что в Совдепии нет правосудия и что невинных гноят и расстреливают в тюрьмах. Родители с детьми просидели всего лишь несколько месяцев, а попугаи не были расстреляны, но сами сдохли, даже не поев петрушки.
Это было давно…
Должность комиссара по музыкальным делам и посейчас прочно занимает Артур Лурье, очень ценимый Луначарским как незаменимый знаток музыки. Музыкальное образование его несложно: за полное отсутствие слуха и неспособность к восприятию азбучных основ теории музыки его попросили после первого семестра выбыть из числа учеников консерватории. Ввиду таких заслуг естественно, что Луначарский вверил попечениям г. Лурье все музыкальные учреждения и дела России.
При первом же взгляде на Артура Лурье каждый мог понять что видит перед собою эстета Всегда в ярко-зеленом костюме фантастического покроя, украшенном громадными, величиною с чайное блюдечко, зелеными пуговицами спереди, сзади и на обшлагах, в большом отложном воротничке, оставлявшем декольтированной длинную, жилистую, кадыком, шею, в бальных открытых туфлях на французских дамских каблуках, он, грациозно играя поясницей, всегда вприпрыжку ходил по комнатам своего комиссариата.
Комиссары других ведомств прозвали его «Зеленым попугаем», комиссарская молодежь — «Трясогузкой», а сторожа и курьеры — «Зеленой лошадью» и почему-то за глаза говорили о нем «она» (подразумевая, конечно, лошадь).
на Гороховой, 2.
«Мы предупреждали его, — с лицемерным сожалением говорили старшие чины комиссариата, покачивая головами, — чтобы он не так усердно „коллекционировал“ редкие музыкальные инструменты, а также и другие ценные предметы из квартир, реквизированные для музыкальных нужд. Не слушал — вот теперь и сиди на Гороховой».
«Засыпалась Зелена лошадь, — говорили курьеры и гоготали. — Ей там бочища-то намнут».
* * *
Подобно Гарун-аль-Рашиду, в одну несчастную для Лурье ночь вышел Урицкий один, без провожатых, подышать чистым воздухом Петрограда. Эта прогулка невзначай привела его в переулок близ мостика со львами.
Здесь, у подъезда дома, где помещалась ночная трудовая коммуна свободных девиц, Урицкий очнулся от своей Задумчивости. У крыльца стояла царская карета, предоставленная Луначарским в распоряжение Лурье На козлах мирно похрапывал кучер
«Кого привез?» — встряхнул его за плечо Урицкий.
«Господин комиссар Лурьев изволят здесь по ночам делать пение».
«Пошел на Гороховую, 2», — приказал Урицкий, садясь в карету.
Через четверть часа наряд красноармейцев с Гороховой входил в помещение трудовой коммуны…
Как известно, Урицкий был строг, но справедлив. Поэтому когда Луначарский выяснил ему, что Лурье, действительно, интересовался лишь, по делам своей службы, постановкой музыкального дела в означенном доме, а не чем-либо иным, то через пять дней Артур Лурье, в полном блеске прежней грации, опять порхал по своему отделу в качестве комиссара.
— сначала узнавали через своих агентов, свободен ли путь, а уж затем шли дышать свежим воздухом в Львиный переулок.
Примечания
Впервые — НРЖ. 1920. 18 апреля. № 85; 20 апреля. № 86; 22 апреля. № 87. Подпись: Али-Хан.
Маннергейм Карл Густав Эмиль (1867–1951), барон — финляндский государственный и военный деятель, фельдмаршал (с 1938 г.). Служил в русской армии. В 1918 г. — главнокомандующий финской армией. В декабре 1918 — июне 1919 г. — регент Финляндской республики. В январе 1919 г. дал разрешение генералу Юденичу на формирование в Финляндии белогвардейских частей. В открытом письме президенту Финляндской республики К. Стольбергу (2 ноября) настаивал на участии финской армии в походе на Петроград. С 1931 г. — председатель Совета государственной обороны, с 1939 г. — главнокомандующий финской армией. С 1944 по 1946 г. — президент Финляндии.
…сдохли, даже не поев петрушки. — Для попугаев петрушка — сильнодействующий яд.
(наст, имя и отч. Наум Израилевич; 1891–1966) — композитор, музыкальный критик. В 1909–1916 гт. учился в Петербургской консерватории. С 1913 г. примыкал к русским футуристам, пытался писать «футуристическую» музыку. В 1918–1922 гг. — заведующий Музыкальным отделом (МУЗО) Наркомпроса РСФСР. Имел репутацию проводника политики большевиков в музыкальном искусстве. В 1922 г. выехал за границу в командировку, некоторое время сохранял советский паспорт; в Лурье продолжали видеть «красного комиссара». В эмиграции был близок к музыкальному авангарду. С 1941 г. жил в США.
Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) — народный комиссар просвещения РСФСР в 1917–1929 гг.
Урицкий –1918) — председатель Петроградской ЧК (Гороховая, 2) в марте-августе 1918 г.
1. Под таким общим заглавием я объединяю те мелочные вести из совдепского быта, которые хотя исходят от вполне достоверных очевидцев, но по своему курьезному содержанию носят чисто анекдотический характер.