20 янв. / 3 фев. 1922 Copenhagen
Вот опять вы мне много радости дали. Не успела я поблагодарить вас за «Жар-птицу», как получила хорошее ваше письмо. Бедный, бедный ваш «Сапсан», так стало грустно, читая о нём, такой ужасно трагичный конец. Так живо себе представила улицы милой Гатчины зимою, и весь путь до старых ворот за артиллерийскими казармами, где ничего не могли найти из-за снега… Я начала было читать Тихону о Сапсане, но он со слезами на глазах и закрывая уши ручками отбежал от меня, крича: «Не хочу слушать! Это слишком грустно, мне жаль собачки». Он очень добрый и всегда плачет, если что-нибудь покажется ему грустным. Сестра же Можаева очень смущена и просит прощения у вас, но… всё-таки стоит на своём, она женщина упрямая. Вот уже 3-ий день, что больна инфлюэнцией и лежу, заразившись у моей матери, за которой ухаживала только три дня. Ломит спину и всё такое, но сегодня самочувствие лучше гораздо. Самое грустное для меня – разлука с моими маленькими! Засыпая вчера Тихон вспомнил, что маму не поцеловал и не перекрестил, и обратился к сестре Можаевой с вопросом, как быть, «а то мама спать не будет, если я её не перекрещу». Она разрешила вопрос, и Тихон, успокоенный, перекрестил дверь в мою спальню и заснул. Я очень-очень радуюсь вашим хорошим письмам, так и знайте, и люблю вам писать, но только моя дикая безграмотность меня смущает. Я пишу лучше по-английски, как это ни досадно и противно. У меня была любимая старая англичанка-няня, жившая у меня 32 года, и умерла она в 1913 году у меня в доме на Сергиевской, 46. Это был самый любимый и близкий мне человек, который всегда и везде живёт со мною в душе. Вот когда я болею, она недостаёт мне страшно. При ней всё было всегда уютно, такая была вера и уверенность во все её поступки. Умерла она 77 лет, не увидав моих маленьких и наше счастливое маленькое семейство. Я рада, что она очень любила моего Ник<олая> Алек<андровича>и знала его, он как сын родной за нею ходил во время её последней болезни, т. к. тоже её любил очень.
Мне страшно понравился рисунок в самом начале журнала «Жар-пт<ица>». Вид церкви в Киеве — так аппетитно сделано, и так тянет туда ко всему родному. Так сильно тянет — и так живёшь сильно в прошлом, что иногда пугаюсь, не пропускаю ли я свою теперешнюю жизнь зря, между пальцами. Это я считаю очень грешно делать, но невольно всегда думаешь: вот когда вернёмся – то-то и то-то будем делать, а жизнь идёт день за днём. Из этой мысли истекают столько других мыслей, а я устала писать, имея жар, что придётся извинить, что зря вы потратите время, разбирая мой почерк. Вы очень чётко пишете и мне легко читать, и большое удовольствие, повторяю. Хочу вам нарисовать картинку (акварелью), но не знаю, какой бы сюжет вас порадовал?
Всего лучшего желаю вам и ещё раз благодарю.
Примечания
Р/п чернилами, ОГЛММ, КП 2318/1 //ф. 4. оп. 1, ед. 11. Впервые опубликовано: Юность. 1991. №11. М., 1991. c. 72-73; . Вып. 4. Пенза, 1992. c. 18.
— императрица Мария Феодоровна (1847-1928). Она была датской принцессой, дочерью Кристиана, принца Глюксбургского, впоследствии короля Дании Кристиана IX, поэтому Дания предоставила членам императорской семьи дворец Амалиенборг в Копенгагене, где жила и Ольга Александровна с семьёй. «Мой Николай Александрович» — муж Куликовской.