* * * * *
Повесть «Олеся» (1898) должна была явиться одним из произведений полесского цикла, но в ходе работы произведение как бы переросло первоначальный замысел. По своей идейной насыщенности, по глубине образов, по своей поэтической настроенности оно уже не укладывалось в рамки рассказов о живописном уголке России.
В первом варианте повести было довольно длинное вступление, впоследствии Куприн его снял. В этом вступлении рассказывалось, как группа гостей некоего помещика, Ивана Тимофеевича, проводит время на охоте, а вечерами, за рюмкой домашней наливки, забавляется охотничьими историями. Но вот однажды хозяин дома рассказывает, вернее, читает свои записи об одном интересном эпизоде из своей жизни.
Как мы видим, в первом варианте подступы к основному сюжету были слишком широкими, повествование теряло в своей поэтичности, замедлялось. Но не только в этом дело. Рассказывающий историю своей молодости Иван Тимофеевич — старик; следовательно, события отодвигаются в далекие времена, теряют свою разоблачительную силу. Кроме того, хотя и в первом варианте история любви рассказывалась от первого лица, она все же теряла часть своего поэтического очарования. Заранее был известен ее печальный исход, рассказчик уже «пережил» свои волнения и чувства, успокоился. Любовная поэма в значительной степени утрачивала краски живой жизни.
Полесья. Вся вступительная часть, включающая две с половиной главы (вплоть до завязки) носит в известной степени автобиографический характер. В ней сообщается даже, что герой возомнил себя писателем, ибо «... уже успел тиснуть в одной маленькой газетке рассказ с двумя убийствами и одним самоубийством и знал теоретически, что для писателей полезно наблюдать нравы». Здесь Куприн явно иронизирует над собой и своими творческими достижениями. Но автобиографичность заключается, конечно, не только в этом шутливом отступлении. «Судьба забросиламеня нацелых шесть месяцев вглухую деревушку Волынской губернии, на окраину Полесья». И действительно, Куприн провел там именно шесть месяцев. Вообще все вступление носит фактический характер, воспроизводит детали полесской жизни с той присущей писателю точностью, которая не оставляет сомнения, в том, что речь идет о передаче непосредственных впечатлений.
Во вступительной части повести рассказывается о необщительном характере полесских крестьян, об их темноте, о следах польского крепостничества. Надо сказать, что, описывая во вступительной части нравы полесских крестьян, Куприн излишне лаконичен, потому что эти нравы имеют непосредственное отношение к трагическому завершению истории любви Олеси. Думается, причина этого заключается в том, что Куприн почти одновременно с «Олесей» писал рассказ «Лесная глушь», в котором подробно рассказывал о нравах Полесья. А так как он предполагал в цикле полесских рассказов поместить «Олесю» непосредственно после рассказа «Лесная глушь», то отпадала необходимость в широком освещении обычае в Полесья.
Однако в повести есть штрихи, достаточно выразительно передающие моральный кодекс полесских крестьян, их отношение к «колдуньям» — Олесе и ее бабушке. Полесовщик Ярмола, исполняющий при герое обязанности слуги и повара, узнав о посещении героем Мануйлихи, говорит ему с укоризной: «Эх, паныч!.. Не следовает вам такими делами заниматься». Ярмола начинает всем своим видом выражать недовольство, порицание. Он перестает даже ходить на охоту. В конце повести Ярмола советует рассказчику уехать, так как град побил жито у крестьян, и они приписывают эту беду проискам «колдуньи» Олеси.
В одной из сцен писатель показывает отношение крестьянской массы к роману героя с «колдуньей». «Пробираясь осторожно между людьми и с трудом удерживая мотавшего головой Таранчика, я не мог не заметить, что со всех сторон меня провожали бесцеремонные, любопытные и враждебные взгляды. Против обыкновения, ни один человек не снял шапки, но шум как-будто бы утих при моем появлении. Вдруг где-то в самой середине толпы раздался пьяный, хриплый выкрик, который я, однако, ясно не расслышал, но в ответ на него раздался сдержанный хохот. Какой то женский голос стал испуганно урезонивать горлана:
— Тишеты, дурень... Чегоорешь!.. Услышит...
— А что мне — что услышит? — продолжал задорно мужик.— Что же он мне, начальство, что ли? Он только в лесу у своей...
Омерзительная, длинная, ужасная фраза повисла в воздухе со взрывом неистового хохота...»
Эта единственная сцена, в которой показана полесская деревня, написана в основном для того, чтобы выявить враждебное отношение крестьян к непонятным им чувствам, к «колдунье» Олесе.
Даже история столкновения Олеси с крестьянками, которые пытаются ее вымазать дегтем, что является величайшим позором для девушки, передана несколько смягченно. Писателем применен, если так можно выразиться, прием «двухступенчатого» отдаления от события. О происшедшем герой узнает из сбивчивого объяснения эпизодического персонажа — конторщика соседнего имения. Герой, от имени которого ведется повествование, не может развернуть перед читателем картину случившегося. И тут писатель применяет вторую «ступень» отдаления. Рассказчик сообщает: «Из его (конторщика — А. В.».
Подобное снижение драматизма преследует, конечно, определенную цель. Писатель не хочет, чтобы грязное, кощунственное и суеверное занимало слишком много места в истории о чистой и возвышенной любви. Он делает акцент на самой истории любви Олеси, на основных причинах, которые побуждают ее бежать от столь дорогого для нее чувства, ибо столкновение в Перебродах является лишь толчком к подобному решению, а не главной причиной.
Ни в одном из произведений Куприна, посвященных любви, не показано так вдохновенно, с такой целомудренной нежностью слияние двух сердец. Повесть Куприна, несмотря на ее трагический финал, представляет собой поэму о высоком счастье взаимной любви.
Яркое и необычайное событие в жизни героя повести подготавливается постепенно. Непосредственно перед тем, как в повести начинает звучать ее главная тема, писатель воссоздает атмосферу тоски и грусти, которыми охвачен герой, атмосферу, как бы наполненную смутным ожиданием чего-то исключительного.
«На меня нашло странное, неопределенное беспокойство. Вот,— думалось мне,— сижу я глухой и ненастной зимней ночью в ветхом доме, среди деревни, затерявшейся в лесах и сугробах, в сотнях верст от городской жизни, от общества, от женского смеха, от человеческого разговора... И начинало мне представляться, что годы и десятки лет будет тянуться этот ненастный вечер, будет тянуться вплоть до моей смерти, и так же будет реветь за окном ветер, так же тускло будет гореть лампа под убогим зеленым абажуром, так же тревожно буду ходить я взад и вперед по моей комнате, так же будет сидеть около печки молчаливый, сосредоточенный Ярмола — странное, чуждое мне существо, равнодушное ко всему на свете: и к тому, что у него дома в семье есть нечего, и к бушеванию ветра, и к моей неопределенной, разъедающей тоске».
повести и его слугой, показывает, с какой естественностью Куприн начинает основную тему.
«— Как ты думаешь, Ярмола, откуда это сегодня такой ветер?
— Ветер? — отозвался Ярмола, лениво подымая голову.— Апаныч развенезнает?
— Конечно, незнаю. Откуда же мне знать?
— И вправду не знаете? — оживился вдруг Ярмола.— Это я вам скажу,— продолжал он с таинственным оттенком в голосе, — это я вам скажу: чи ведьмака народилась, чи ведьмак веселье справляет.
— Ведьмака — это колдунья по-вашему?
— А так, так... колдунья».
Все дальнейшие сцены, которые предшествуют встрече героя с «колдуньей», служат подготовкой к этой встрече. Интерес героя к «колдуньям» все более обостряется. Ведь он считает себя писателем и поехал на Волынь в надежде собрать «множество поэтических легенд, преданий и песен». И вот он наконец соприкоснулся с тем, о чем мечтал. Ярмола, против обыкновения, довольно охотно рассказывает ему, как и за что перебродские крестьяне изгнали «ведьмаку» из села. Пока интерес героя к «колдунье» вызван лишь возможностью ознакомиться с легендой, возникшей вокруг нее, познакомиться с тем, как она «ворожит», услышать ее рассказы. Пока «колдунья» — это старуха Мануйлиха. Ярмола лишь вскользь упоминает, что когда Мануйлиху изгналииз села, тосней была девочка: дочка или внучка. Центральный образ повести — образ Олеси — пока еще в тумане. Куприн не хочет предварять развитие событий, он лишь внушает мысль, что вскоре должно что-то произойти.
Для чего же все это понадобилось Куприну? Внезапное появление девушки необычайной красоты дает писателю возможность устами его героя более ярко и взволнованно описать ее оригинальную прелесть. Но основная причина того, что о «лесной» девушке ничего не известно на первых страницах повести, вплоть до ее встречи с героем, заключается в другом. Писатель хочет всячески «отделить» Олесю от внешнего мира, показать ее в естественной для нее обстановке прекрасной и могучей природы.
Образ Олеси, поэзия ее любви, окрашенные в пантеистические тона, отражают эстетическое отношение писателя к действительности. Подлинно прекрасное может торжествовать лишь вдали от мира, где царят чистоган и лицемерие.
состояния духа, предвещающего то огромное чувство, которое ждет героя. «Было так тихо, как только бывает в лесу зимой в безветренный день. Нависшие на ветвях пышные комья снега давили их книзу, придавая им чудесный, праздничный и холодный вид. По временам срывалась с вершины тоненькая веточка, и чрезвычайно ясно слышалось, как она, падая, с легким треском задевала за другие ветви. Снег розовел на солнце и синел в тени. Мной овладело тихое очарование этого торжественного, холодного безмолвия, и мне казалось, что я чувствую, как время медленно и бесшумно проходит мимо меня...»
Томительная отрешенность от мира, которую герой повести испытывал в дни вьюги, сменяется другой отрешенностью, полной торжественного покоя, какой-то внутренней благодати. Тихая взволнованность героя особенно точно определяется словами: «... время медленно и бесшумно проходит мимо меня». Но и без этих слов пейзаж дает представление о медленном течении времени, совершающемся почти в полном безмолвии. Впечатление неподвижности, холодного покоя исходит от розовеющего и синеющего снега. Герой еще не увидел Олесю, но он уже вступил в тот сказочный мир, в котором произошли самые волнующие события его жизни. Охота показана писателем вскользь: большими прыжками пересекает поляну заяц, а вскоре из леса выбегает собака Ярмолы, она останавливается на секунду, чтобы лизнуть снег, и продолжает гнать серого.
Увлеченный охотой, герой заблудился, и случай выводит его к болоту, близ которого расположена хромая и ветхая избушка «колдуньи». Сцена разговора героя со старой Мануйлихой описана в обычной реалистической манере Куприна, и вместе с тем в этом описании есть штрихи, обычные для традиционных сказок о бабе-яге. Избушка стоит на сваях (местность заболоченная), она покосилась.
Внешний вид старой Мануйлихи также соответствует традиционному образу сказочной колдуньи. «... Худые щеки, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный, дряблый подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом; провалившийся беззубый рот беспрестанно двигался, точно пережевывая что-то; выцветшие, когда-то голубые глаза, холодные, круглые, выпуклые, глядели, точно глаза невиданной зловещей птицы».
И облик «колдуньи», и облик избушки, и окружающий пейзаж — все это создает впечатление живописной дикости и причудливости той обстановки, в которой расцвела оригинальная и яркая красота Олеси. Как и всегда, Куприн стремится создать контраст, выделить прекрасное и светлое на фоне угрюмого и страшного. В данном случае ему пришли на помощь народные сказания.
«Ни совы, ни черного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели на меня с удивленным и недоверчивым видом». Очерчивая характер, мироощущение и поведение старой Мануйлихи, писатель также сочетает обычное сне обычным. Мануйлиха и ее внучка не уроженцы Полесья, они пришлые, с севера, где, как отмечает писатель, народная речь пестрит хлесткими словами, прибаутками и поговорками. Поэтому речь Мануйлихи богата своеобразными оборотами: «А теперь зовут зовуткой, а величают уткой», «Приходите к нам на завалинке посидеть, у нашего праздника звона послушать, а обедать к вам мы сами догадаемся» и т. д. К этим крылатым народным словам присоединяются «магические» обороты, обычно употребляемые гадалками.
С приходом Олеси начинает меняться поэтическая тональность произведения, тоска уступает место радости, прекрасное торжествует над уродливым. Куприн мог бы обставить появление Олеси какими-нибудь внешними эффектами. Но он, как всегда, предпочитает детали, отражающие настроения людей, их психологию. Слышится песня, напеваемая свежим, сильным и звонким голосом. Необычайное волнение охватывает старую Мануйлиху.
«— Ну, иди, иди теперь, соколик,— тревожно засуетилась старуха, отстраняя меня отстола.— Нечего тебе по чужим хатам околачиваться. Иди, кудашел...
Она даже ухватила меня за рукав моей куртки и тянула к двери. Лицо ее выражало какое-то звериное беспокойство». Подтекст этих нескольких фраз необычайно емок. Люди уже причинили много зла старой Мануйлихе. Они прогнали ее с ребенком из села, они обрекли ее на одиночество, они продолжают преследовать ее. Старуха страшится и ненавидит их, но пуще всего она боится за свою внучку, которая выросла на лоне природы, не знает людей и может стать жертвой их злобы. Беспокойство старухи как бы предвещает трагический исход лесной сказки.
В красоте Олеси, в гордой силе, исходящей от нее, писатель воплощает красоту и гордую силу природы, которая как бы сформировала человека по своему подобию. «Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати — двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и красиво обвивала ее молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту ее лица, раз его увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнув к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым тонкие, надломленные посередине брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперед с решительным и капризным видом».
«естественного человека», сложившегося вдали от буржуазной цивилизации. Свойственна Олесе и та изменчивость настроения, которой подвержен человек, окруженный природой, то ласковой, то суровой.
Вообще природа с ее красотой и очарованием, с ее властным и просветляющим воздействием на душу человеческую занимает исключительно важное место в повести, определяет весь ее колорит. Первое свидание героя и Олеси состоялось зимой, а последующие происходят весной. За время разлуки созрели чувства в душе двух людей, ощутивших живую симпатию друг к другу при первой встрече. И когда начинается пробуждение природы, вся радостная и торопливая тревога ожившего леса вызывает в душе героя смутные предчувствия, томительные ожидания. Могучий порыв весны овладевает героем так властно потому, что и образ девушки, теперь уже постоянно возникающий перед ним, неотделим от природы: «Мне нравилось, оставшись одному, лечь, зажмурить глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и беспрестанно вызывать в своем воображении ее то суровое, то лукавое, то сияющее нежной улыбкой лицо, ее молодое тело, выросшее в приволье старого бора так же стройно и так же могуче, как растут молодые елочки, ее свежий голос, с неожиданными низкими бархатными нотками... Также привлекал меня в Олесе и некоторый ореол окружавшей ее таинственности, суеверная репутация ведьмы, жизнь в лесной чаще среди болота...»
Вдали от буржуазной среды с ее условностями, мелочной суетой, ее цинизмом и лицемерием герой повести всецело отдается чудесному, так освежающему душу сближению с природой. Переживания героя очень полно отражали думы и настроения молодого писателя. Уже на заре своей писательской работы Куприн не раз задумывался над вопросом: почему в современном ему обществе люди так далеки от природы, не умеют понять ее, пользоваться ее дарами? Куприн не был антиурбанистом. Жизнь большого города привлекала его многими своими сторонами. Но вместе с тем город ему представлялся чудовищем, калечащим, уродующим людей. Поэтому так вдохновенно воспевает он в повести животворную, очищающую силу природы, плодородную мощь земли, ожидающей человека, готового трудиться на ней: «Снег сошел, оставшись кое-где грязными рыхлыми клочками в лощинах и тенистых перелесках. Из-под него выглянула обнаженная, мокрая, теплая земля, отдохнувшая за зиму и теперь полная свежих соков, полная жажды материнства. Над черными нивами вился легкий парок, наполнявший воздух запахом оттаявшей земли,— тем свежим, вкрадчивым и могучим пьяным запахом весны, который даже и в городе узнаешь среди сотен других запахов».
Такие картины, точные, зримые, как бы светящиеся, заставляют вспомнить Тургенева и Чехова. И, ках у этих великих художников, пейзаж у Куприна не просто оттеняет настроения героев произведения, но и выражает эстетическое отношение писателя к действительности, заветные мысли и чувства автора. Олеся, эта лесная девушка, наделена необычайными качествами, какой-то особой силой интуиции, прозрения, теми обостренными чувствами, которые утратил жительгородов. Своеобразной прелестью отличается и ее речь. Куприн тщательно работал над языковой характеристикой своей героини. Какие слова вложить в уста полудикой девушки, выросшей на лоне природы, не получившей никакого образования? Как должна она выражать свои мысли и чувства, чтобы не нарушилось гармоническое впечатление, произведенное ее образом?
«красивости», чувство меры. Речь героини заключает в себе некоторые элементы «просторечия», но без грубых и малопонятных местных слов, которых в повести «Олеся» вообще мало и которых гораздо больше в рассказе «Лесная глушь». Лексика Олеси отличается разнообразием, гибкостью и удивительной точностью, конкретностью. «Ну хорошо, я, пожалуй, скажу, — согласилась наконец Олеся.— Только смотрите, уговор лучше денег: не сердиться, если вам что не понравится. Вышло вам вот что: человек вы хотя и добрый, но только слабый... Доброта ваша не хорошая, не сердечная. Слову вы своему не господин. Над людьми любите верх брать, а сами им хотя и не хотите, но подчиняетесь. Вино любите, а также... Ну, да все равно, говорить, так уж все по порядку... До нашей сестры больно охочи, и через это вам много в жизни будет зла... Деньгами вы не дорожите и копить их не умеете — богатым никогда не будете...» Здесь писатель сохраняет некоторые черты слога, каким обычно пользуются гадалки. Но Олеся избегает готовых, закостеневших фраз, вроде: «Большой интерес тебе выходит через дальнюю дорогу», «Падают тебе какие-то хлопоты» и т. д.
— «гадание» Олеси. Оно построено на своеобразном психологическом анализе. Девушка раскрывает характер, обнажает слабости человека, которого готова полюбить.
Духовная жизнь Олеси так благородна и чиста, что нельзя допустить и мысли о каком-то обмане с ее стороны. Слушая предсказания девушки, видя, как она творит «чудеса» — останавливает кровь на руке героя, заставляет его падать на землю, читатель вступает в странный, как-будто сказочный мир. В конце гадания Олеся впервые говорит о своем чувстве к герою повести и предсказывает себе самой свою печальную судьбу.
«— Да уж боюсь даже говорить дальше. Падает вам большая любовь со стороны какой-то трефовой дамы. Вот только не могу догадаться, замужняя она или девушка, а знаю, что с темными волосами. Я невольно бросил быстрый взгляд на голову Олеси.
— Что вы смотрите? — покраснела вдруг она, почувствовав мой взгляд с пониманием, свойственным некоторым женщинам. — Ну да, вроде моих, — продолжала она, машинально поправляя волосы и еще больше краснея.
— Так ты говоришь — большая трефовая любовь? — пошутил я.
— Не смейтесь, не надо смеяться, — серьезно, почти строго, заметила Олеся. — Я вам все только правду говорю.
— Ну хорошо, не буду. Что же дальше?
— Дальше... Ох! Нехорошо выходит этой трефовой даме, хуже смерти. Позор она через вас большой примет, такой, что во всю жизнь забыть нельзя, печаль долгая ей выходит».
Драматическое развитие отношений между героем и героиней как бы подталкивается внешними обстоятельствами. Старая Мануйлиха и ее внучка сторонятся людей, но не могут не соприкасаться с враждебным миром. Людская ненависть взрывает их одиночество, покушается на них. В этом гонении единодушны и власти в лице местного урядника и невежественные, суеверные крестьяне. Приход в лесную избушку урядника Евпсихия Африкановича, дающего женщинам двадцать четыре часа на выселение, посещение им героя повести, наконец, вспышка вражды перебродских крестьянок к Олесе, преодолевшей свою боязнь и пришедшей в церковь,— все это определяет движение сюжета.
Нельзя сказать, что этим событиям предназначена лишь вспомогательная роль. Именно с этими сюжетными линиями связана критика полицейского режима. Хорошо изображена фигура взяточника, пьяницы и вымогателя Евпсихия Африкановича. В отношениях с крестьянами это держи морда и насильник, но писатель показывает его и в общении с человеком из столицы, и в этой беседе облик местного самодура, воспитанного режимом насилия, раскрывается во всем своем отвратительном цинизме.
— беседа героя с Евпсихием Африкановичем протекает умиротворенно, в этаких дружеских тонах. Герой повести и не сомневается в том, как должно поступать с урядником, и манера, в которой он предлагает уряднику взятку, а тот берет ее, свидетельствует, что именно так, «деликатно», нужно давать взятки полицейским чинам, считающим мздоимство своим законным доходом, но требующим известной процедуры. Куприн очень тонко подметил характерные особенности взяточников низшего ранга. В дальнейшем, в рассказе «Канталупы», он изобразит взяточника, занимающего высокое положение, — у того другие методы, другая психология. Но у рядового царского чиновника, имеющего обычно дело с простыми людьми, выработался свой подход к «вопросу». Урядник даже не скрывает, что ему нужно «дать» за услугу, за то, чтобы он оставил в покое Олесю. Мало того, он привык вымогать, и в беседе с героем повести вымогает по мелочам то одно, то другое. Однако он соблюдает при этом «приличия».
Урядник получает мзду, и непосредственная опасность, кажется, отведена от обитателей лесной избушки. Тем не менее тучи продолжают сгущаться надголовой Олеси. Тревога ощущается в сложных переливах чувств, в тех изменениях, которые происходят в отношениях двух любящих друг друга людей, когда они все сильнее начинают осознавать происходящее с ними, останавливаются в недоумении, испуге передчувством, властно овладевшим ими.
Меняется отношение Олеси к герою повести. Доверчивая ласковость, оживление, ребяческая шаловливость сменяются какой-то непреодолимой неловкостью в обращении, в слове, жесте... Вот герой повести заболевает, влюбленные лишены возможности видеться. Олеся не знает, почему не приходит ее любимый, терзается, тоскует. Она уже не пугается своей любви, она, наверное, сказала бы ему, что любит его, появись он внезапно перед ней.
С глубоким тактом рисует художник переживания влюбленных. Страницы, описывающие объяснение без слов, когда герой повести впервые после выздоровления появляется в лесной хате, и последующая сцена любовного свидания в лесу принадлежат, несомненно, к одним из наиболее поэтических страниц о любви, созданных русской литературой. Именно здесь, в этих сценах любви, в которых малейшее неверное слово, малейшая ошибка вкуса в описаниях недопустимы, писатель показывает себя глубоким психологом и большим художником.
Ступив на порог избушки, герой чувствует, как «сердце забилось с тревожным страхом» у него в груди. Он не решается толкнуть дверь, едва переводит дыхание. «Я помню, очень ясно помню только то, что ко мне быстро обернулось бледное лицо Олеси и что на этом прелестном, новом для меня лице в одно мгновение отразились, сменяя друг друга, недоумение, испуг, тревога и нежная, сияющая улыбка любви... И как много я читал в больших темных глазах Олеси: и волнение встречи, и упрек за мое долгое отсутствие, и горячее признание в любви... Я почувствовал, что вместе с этим взглядом Олеся отдает мне радостно, без всяких условий и колебаний, все свое существо».
— и не просто для создания поэтической обстановки, но в поисках многозначительного, даже символического фона, который как бы объяснял чувства человека, придавал им первозданную чистоту, действовал на душу как музыка.
«Мы в это время находились как раз на середине длинной, узкой и прямой, как стрела, лесной просеки. Высокие, стройные сосны обступали нас с обеих сторон, образуя гигантский, уходящий вдаль коридор со сводом из душистых сплетшихся ветвей. Голые, облупившиеся стволы были окрашены багровым отблеском догорающей зари...»
В этот момент влюбленным кажется, что, кроме них, в мире нет никого. Перед ними как бы открывается дорога жизни, по которой им так страстно хочется пойти вдвоем. Но багровый отблеск догорающей зари придает этой дороге какую-то печальную таинственность.
Сцена объяснения в любви лаконична, но как в ней много сказано, каким горячим трепетом, какой искренностью овеяно каждое слово! Писатель сумел вложить в сцену объяснения какую-то первозданную силу и чистоту, в ней слышится могучий зов природы, полной «свежих соков» и «жажды нового материнства».
В лесу, приютившем Олесю и ее возлюбленного в первую ночь их любви, все полно таинственного очарования. Лунный луч, пройдя сквозь листву, рисует причудливые узоры на стволах деревьев. Главные усилия художника направлены к тому, чтобы передать многоцветность, бесконечное разнообразие и глубокую, затаенную жизнь ночного леса. Сияние лунных лучей он уподобляет «серебристым», «прозрачным» и «газовым» покровам. Световую дорожку он называет «светлой», «нарядной», «прелестной» аллеей. Здесь, как часто у Куприна, наиболее распространенными являются сочетания трех прилагательных с существительным. Это имеет большое значение в звуковом отношении, создавая гармоничную завершенность. Вообще Куприн придает немалое значение благозвучию. Он крайне редко употребляет краткие прилагательные, звучащие более резко, отрывисто, чем полные. Чаще встречаются у него наречия, производные от качественных прилагательных. Но он иногда использует их именно потому, что, обладая некоторыми выразительными свойствами кратких прилагательных, наречия эти все же более благозвучны. Он не пишет, например, что в сиянии луны лес был «пестр», «таинствен», «причудлив». Его предложение более мелодично: «Взошел месяц, и его сияние причудливо, пестро и таинственно расцветило лес».
«языческая», но стыдливо-целомудренная даже в своих чувственных проявлениях. Лесная сказка кончается трагически. И не только потому, что в светлый мир Олеси врываются дикость и подлость окружающего мира. Писатель ставит вопрос более значительный.
вместе с этой мыслью появлялись сомнения. И дело не только в том, что общество может отвернуться от него. Дело также в самой Олесе. Как эта девушка, воспитанная среди природы, свободная от всяких условностей мещанского общежития, почувствует себя в модном платье? Как она будет разговаривать в гостиной? У героя достаточно ума и сердца, чтобы преодолеть (или по крайней мере попытаться преодолеть) свои сомнения. Он готов на все, ибо жизнь без Олеси ему кажется невозможной. Но какое решение примет Олеся?
Тема разделенной любви сменяется в повести другой, постоянно звучащей в творчестве Куприна темой — недостижимого счастья. Герой повести, увлекаемый своим чувством, закрывает глаза на будущее. Но так не может поступить Олеся. Ее любовь — «великодушная любовь», девушка больше всего боится причинить горе любимому человеку.
«— Нет, нет... Ты и сам понимаешь, что об этом смешно и думать. Ну какая я тебе жена, на самом деле? Ты — барин, ты умный, образованный, а я? Я и читать не умею и куда ступить не знаю... Ты одного стыда из-за меня не оберешься...»
Идальше:
«— Не сердись, мой дорогой! — с мольбой воскликнула она, видя по моему лицу, что мне неприятны эти слова. — Я не хочу тебя обидеть. Я ведь только о твоем счастье думаю».
В этих словах вся Олеся с ее врожденным умом и великодушным сердцем. Перед нами ярко очерченный образ девушки, цельной, благородной и чистой — один из интересных женских образов в русской литературе.
Повесть завершается сценой, вносящей в эту лесную сказку немногие, но значительные штрихи, способствующие созданию удивительно целостного настроения. Герой приходит в покинутую лесную избушку и видит на углу оконной рамы нитку красных бус, намеренно оставленную Олесей. Они всегда будут напоминать герою о «нежной, великодушной любви», разрушенной суровой жизнью.
Хотя повесть «Олеся» явилась одним из замечательных произведений Куприна, она была отклонена журналом «Русское богатство», для которого предназначалась. Видимо, редакция народнического журнала не могла согласиться с тем, что писатель изображал крестьянскую массу суеверной, грубой и озлобленной, разрушал народническое представление о деревне, в которой якобы царят мир и благодать. Однако редакция «Русского богатства» не всегда была последовательна. Незадолго до этого она поместила на страницах своего журнала рассказ Куприна «Лесная глушь», который по своим «антинародническим» мотивам близок повести «Олеся».
положительного никогда не приводят его к примирению с действительностью, к утверждению или воспеванию сложившихся общественных отношений, что резко отличает автора «Олеси» и «Молоха» от писателей-натуралистов — Потапенко, Боборыкина и других певцов «малых дел». Даже обращаясь к таким сюжетным схемам, которые таили в себе опасность благостно-примиренного отношения к социальным противоречиям, Куприн остается верен себе и умеет вложить в эти схемы новое содержание.
Сюжетная основа таких, например, рассказов, как «Чудесный доктор» и «Тапер», несет на себе известный отпечаток «рождественского», «благотворительного» жанра. Но в них нет сусальности, свойственной этому жанру.
В рассказе «Чудесный доктор» изображена бедная семья, живущая в сыром подвале. Тут все обычно: отец без работы, больная девочка, голод, холод, уныние. Но вот бедняк Мерцалов случайно сталкивается с некиим стариком и рассказывает ему о своих страданиях. Старик отправляется с бедняком в подвал, выписывает рецепт больной девочке и незаметно оставляет на столе несколько кредитных билетов. С этого дня все меняется к лучшему в семье Мерцаловых.
В святочных рассказах благотворителем являлся обыкновенно богатый человек, ощутивший в праздник прилив нежности к «меньшому брату», неожиданно понявший, что надо дать какую-то радость и обездоленному. Принципиально иное значение приобретает акт благотворительности в произведении Куприна. Сущность рассказа не в провозглашении мнимого братства между имущими и неимущими, не в сглаживании социальных противоречий, а в возвеличении славного деятеля русской культуры, человека большого таланта и большой души. Благотворитель в рассказе «Чудесный доктор» — светило русской медицины Пирогов.
В рассказе «Тапер» удивительно свежо и верно переданы непосредственность восприятия жизни двенадцатилетней девочкой и та атмосфера хлебосольной сердечности, безалаберной шумливости, которая была свойственна некоторым богатым московским домам.
— это довольно распространенный тип русского буржуа — игрока, гурмана, сердцееда, покровителя балетного искусства, внешне обаятельного и умеющего очень «красиво» проматывать полученные в наследство деньги и приданое жены.
Жена Руднева — тип аристократки, согласившейся на неравный брак, мучительно ревнующей своего мужа и навсегда застывшей в позе оскорбленного дворянского достоинства. Она почти никогда не выходила из своих комнат, кроме особенно торжественных официальных случаев. Урожденная княжна Ознобишина, последний отпрыск знатного и богатого рода, она раз навсегда решила, что общество ее мужа и детей слишком «мескинно»<24> и «брютально»<25>«иньорировала» его, развлекаясь визитами к архиереям и поддержанием знакомства с такими же, как она сама, окаменелыми потомками древнихродов.
Старшая дочь Рудневых, Лидия, «не выносила никакого шума и относилась к «мелюзге» (детям — А. В.». Она и ее приятельницы «говорили о Марксе и об аграрной системе и... стремились на высшие женские курсы». Конечно, Куприн здесь далек от разоблачения псевдореволюционности буржуазной барышни, временно увлеченной передовыми идеями. Он и сам не настолько разбирается в научном социализме, чтобы отличить подлинных марксистов от мнимых. Но все же в характеристике Лидии Рудневой и ее общественных увлечений сквозит легкая ирония.
Традиционный «рождественский мальчик» уступает в рассказе место совсем новому герою — юному пианисту Азагарову. Писатель рисует портрет хрупкого, слабого подростка, неожиданное появление которого в рудневском доме встречено скептическими усмешками. Оказывается, однако, что в тщедушном теле юного тапера живет душа талантливого художника.
«Мальчик бережно положил руки на клавиши, закрыл на мгновение глаза, и из-под его пальцев полились торжественные, величавые аккорды начала рапсодии. Странно было видеть и слышать, как этот маленький человечек, голова которого едва виднелась из-за пюпитра, извлекал из инструмента такие мощные, смелые, полные звуки. И лицо его как будто бы сразу преобразилось, просветлело и стало почти прекрасным...»
Как и в рассказе «Чудесный доктор», счастливая встреча совершает резкий поворот в судьбе бедного человека. Но и здесь благотворитель не является богачом, внезапно возлюбившим бедняка. В рассказе «Тапер» добрым ангелом мальчика является знаменитый пианист Антон Рубинштейн, Таким образом, и благодетель и объект благодеяния — служители искусства. «... Никогда и никому Азагаров не передавал тех священных слов, которые ему говорил, едучи с ним в санях в эту морозную рождественскую ночь, его великий учитель».
Эстетическая идея рассказа именно здесь, в этом благоговейном отношении юного героя к словам великого мастера. Мы не знаем этих слов, но мы ощущаем пафос рассказа — прославление священного искусства, прославление прекрасного и доброго в их неразрывном единстве. Размышляя над судьбой людей, наделенных большим талантом, но живущих в обществе, где чувства искривлены, изуродованы, писатель ставит вопрос о возможной гибели таких людей, о распаде их сознания под влиянием морального уродства, буржуазного общества. Такова проблематика рассказа «Погибшая сила» (1900).
Начинается рассказ своеобразным гимном в честь красоты. Художник Савинов стоит перед своим творением — картиной, над которой он работает с любовью и вдохновением. В законной гордости художника «не было места мелочному профессиональному тщеславию, потому что Савинов относился очень холодно к своей известности, давно перешагнувшей за пределы России. Здесь артист благоговел перед своим произведением, почти не веря тому, что он сам, своими руками создалего».
Искусство для Куприна неотделимо от живой жизни, от той светлой радости, которую дарит человеку красота мира. Когда Савинов выходит из церкви, где он писал свою картину, его охватывает могучая радость бытия. «Как все звонко, радостно, ароматно и красиво было вокруг!.. Среди дня прошел крупный дождик, и теперь омытые листья тополей и каштанов блестели, точно по-праздничному.
задевая лица, резвые, проворные ласточки, и как-то странно гармонировал с их веселым стремительным визгом протяжный и грустный звон отдаленного колокола».
Резкий диссонанс в это настроение, созданное красотой искусства и красотой реальной жизни, вносит появление художника Ильина, сломленного и выбитого из колеи. Перед Савиновым «стоял мужчина в рваном холщовом летнем пиджаке, в разорванных на коленях панталонах и в опорках да босу ногу, еще не старый, но уже согнутый той обычной согбенностью бродяг и нищих, которая приобретается от привычки постоянно ежиться на холоде, тесно прижимая руки к бокам и груди. Лицо у него было испитое, пухлое и розовое, шире внизу, с набрякшими веками над вылинявшими, мокрыми глазами, с потресканными и раздутыми губами, с нечистой, свалявшейся в одну сторону черной бородой. Этот человек держал в руках рваную шапку. Черные спутанные волосы беспорядочно падали ему на лоб».
Куприн нарисовал портрет человека, дошедшего до последней ступени духовного падения, человека, которому как будто уже ничего не стыдно, ничего не жаль. Собственное прошлое перестало быть для Ильина заветным. Оно как бы служит спекулятивным средством привлечь внимание прохожих («Не откажите во имя человеколюбия уделить несколько сантимов на обед бывшему стипендиату Императорской академии художеств»).
Будучи узнанным, Ильин перестает «играть» в нищего. Но жизнь сломала Ильина, и писатель показывает, как безнадежно болен духовно этот человек. Все дальнейшее поведение героя дается в двойном плане, в соединении Ильина «прошлого» с Ильиным «настоящим».
Восторженно говоря о картине Савинова, он вдруг восклицает: «Ручку мне пожалуйте, ручку... не откажите» — и целует протянутую ему руку. Это, конечно, жест преклонения перед гением Савинова, создавшего тот образ божественной красоты, о котором мечтал Ильин и до которого он не сумел возвыситься.
«Господин Савинов! Не вам руку целую... Русскому гению руку целую... Я — мертвый человек — новую зарю приветствую в вас». Это слова человека, всем сердцем любящего искусство. И все-таки «ручку мне пожалуйте» звучит каким-то невольным или актерски нарочитым лакейством.
Вспоминая прошлое — работу в Петербурге, а затем в Риме, несчастную страсть, которая привела его к духовной гибели, Ильин преображается, но в конце ясно, что он не вернется к прежней творческой жизни, он окончательно выбился из колеи, он уже безнадежно больной человек.
Непостижимая и властная сила любви всегда была для Куприна интереснейшим предметом художественного исследования. Но при этом им неизменно ставятся или затрагиваются проблемы социальных отношений. В рассказе «Погибшая сила» нравственно-уродливое торжествует над нравственно-прекрасным: гибнет талантливый, может быть гениальный артист, а ничтожная светская женщина продолжает преуспевать, не поняв, даже не заметив, какую жизнь она смяла мимоходом. Писатель не делает акцента на социальных причинах катастрофы, постигшей Ильина, — ведь его погубила фатальная сила любви. Но дело обстоит несовсем так. Жена богатого генерала, втоптавшая в грязь чувства молодого художника, во многих отношениях напоминает аристократку Кэт из «Прапорщика армейского», Нину Зиненко из «Молоха». В этих извращенных натурах, с которыми себе на горе связывают свою судьбу купринские герои, воплотился цинизм буржуазно-дворянского общества, столь ненавистный Куприну.
Страстная, хотя и смутная мечта о духовно-красивом и свободном человеке, сострадательное отношение к людям, изуродованным действительностью, ненависть к буржуазной пошлости — ко всему, что враждебно священному миру Прекрасного, — таков пафос произведений, созданных Куприным в ранний период его творчества.
Примечания
<24> Пошло (от франц. - mesquin).
<25> Грубо (от ).